Абсурд и здравый смысл: правовое регулирование виртуальных миров

В пределах «магического круга»

О проблеме виртуальной собственности ученые и специалисты заговорили еще 10 лет назад. Они обсуждали, распространяется ли правовой режим на виртуальные объекты, которые обращаются за реальные деньги в онлайн-играх.

Со временем этот вопрос стал гораздо шире: где проходит грань между реальным и виртуальным? Так, в культурологии был придуман термин «магический круг», периметр которого и отделяет реальное от нереального. Американский юрист Бенджамин Дюранске использовал эту концепцию в юриспруденции. ««Магический круг» – это обозначение условного принципа, который отделяет возможность применения права от тех контекстов, где применять право невозможно», – рассказывает Владислав Архипов.

Бенджамин Дюранске расширил эту концепцию и ввел понятие теста магического круга – то есть критерия, по которому эту грань можно определить. «Реальное право может применяться к виртуальным отношениям в случае, если участник этих отношений осознает, что его действия могут повлечь последствия для реального мира. Эта концепция может быть охарактеризована как концепция субъективной стороны», – объясняет Владислав Архипов. Однако, по его мнению, эта идея применима для частного права, но уже не работает в публичном или уголовном.

Более поздний исследователь проблематики виртуальных миров Джошуа Фэйрфилд в своей статье «Магический круг» предложил другой тест. Он рассматривал эту проблематику не только в контексте виртуальных миров, но и спортивных отношений. Исследователь считал, что право не вмешивается в виртуальные или игровые отношения в тех случаях, когда стороны согласились на то, что предмет их деятельности несерьезен. В таком случае «магический круг» выстраивается по критерию согласия субъектов.

По мнению Владислава Архипова, эта идея также имеет право на жизнь, однако в ней есть некоторые ограничения. «Например, мы можем играть в настольную игру и забирать друг у друга фишки. В некоторых случаях такие действия могут рассматриваться как хищение. Но стороны согласились на это, и вряд ли в этой ситуации можно говорить о том, что здесь есть нарушение реального права. Однако когда в дело вступает охраняемый законом и прежде всего уголовным правом публичный интерес, тогда согласие сторон о том, что они понимают, что они делают, при наличии, естественно, всех элементов состава преступления, вряд ли может что-то изменить. Мы не можем договориться с вами играть в игру, в рамках которой кто-то из нас умрет» – комментирует доцент.

В условиях, когда весь мир сидит в интернете, эта проблема разделения серьезного и несерьезного, реального и виртуального приобретает все более широкий характер, потому что право не может существовать в условиях неточности формулировок и зыбкости понятий. Как же работают с этим вопросом в судебной практике?

Виртуальный мир и судебная реальность

«В 2017 году в Тюмени прокурор, действуя в защиту неопределенного круга лиц, заявил требование об ограничении доступа к онлайн-ресурсу, где содержался рецепт изготовления динамита в игре «Майнкрафт». Основанием для такого требования об ограничениях выступили нормы о противодействии террористической деятельности. Суд действительно вынес решение об ограничении доступа к этому онлайн-ресурсу», – рассказывает Владислав Архипов.

Сам рецепт сводился к тому, чтобы смешать четыре кубика песка, пять единиц пороха, положить на верстак и нажать на кнопку. То есть к реальности этот рецепт никак не применим. «Как ни странно, так показалось и работнику Роскомнадзора, который анонимно рассказал об этой истории в интернете. В итоге Роскомнадзор не стал осуществлять блокировку этого ресурса, а вместо этого поспособствовал тому, чтобы это решение было отменено. Это один из немногих случаев, когда ситуация развилась подобным образом», – отмечает эксперт.

С обыденной точки зрения решение ограничивать информацию действительно было абсурдным. Однако, как отмечает Владислав Архипов, с точки зрения юридической аргументации это уже не так очевидно. Допустим, рецепт был бы настоящим. Или он все еще был бы несерьезным, контекст оставался игровым, но игра начала использоваться как инструмент идеологического воздействия. Выходит, что в этих случаях ограничение к информации вполне разумно.

Именно поэтому в современном информационном праве довольно много случаев, которые учитывают виртуальный контекст. Так, статья 15.1 ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» в качестве запрещенной информации называет сведения о способах распространения и изготовления наркотических средств. При этом в подзаконном акте сказано, что к числу запрещенной информации относится та, которая способствует формированию положительного образа лиц, изготовляющих или использующих наркотические средства, за исключением художественных произведений, где такая информация оправдана сюжетом или жанром. Тут в качестве примера можно привести сериал «Во все тяжкие».

Или, например, статья 354.1 УК «О реабилитации нацизма», которая, в свою очередь, распространяется на заведомо ложное публичное искажение фактов об участии СССР во Второй мировой войне. «Здесь сразу возникает интересный вопрос о попытках применить эту статью к контексту тех же самых исторических компьютерных игр. Допустим, военно-историческая игра позволяет вам переиграть какие-то сражения в открытом формате, которые могут содержать в себе элементы отсылок к историческим фактам, то есть история может сложиться не так, как это написано в учебниках. С точки зрения здравого смысла, было бы абсурдно говорить здесь о распространении заведомо ложных сведений, но возникает вопрос о юридической аргументации: почему мы не можем применить эту статью к данному случаю?» – комментирует Владислав Архипов.

Так проблема соотношения реального и виртуального становится не просто абстрактной философской дилеммой, а вопросом толкования права.

Толкование права в условиях виртуальных отношений

Говорить о том, что реальное право может вторгаться в область компьютерной игры или, например, футбольного матча, абсурдно. Так же, как и абсурдно называть хищением ситуацию, когда один ребенок у другого без спроса берет игрушку. Чтобы разобраться с толкованием права, необходимо найти механизм определения границы между абсурдом и здравым смыслом.

«Вообще абсурд и здравый смысл – категории, которые удивительно часто встречаются в судебных решениях. На конец 2018 года на «Консультанте» можно найти больше 600 судебных решений, в которых отсылка к абсурду представляется в качестве элемента аргументации. Также можно найти больше 400 решений, где отсылки к здравому смыслу были использованы как самостоятельные основания для аргументации. Но, к сожалению, не было найдено ни одного полноценного решения, где обосновывалось бы, в чем заключаются универсальные принципы определения абсурдности в праве. В основном, исходя из контекста, этот термин принимается как само собой разумеющееся. Такая же ситуация сложилась и в США», – говорит эксперт.

По мнению Владислава Архипова, эти принципы можно было бы объяснить концепцией обобщенных символических посредников. Согласно этой идее существуют некие внешние референты, которые имеют социально-валютную ценность и конвертируются один в другой. «Например, деньги, которые мы используем в своей жизни, являются ценностью не сами по себе, а поскольку они выражают символическую ценность материальных ресурсов», – поясняет Владислав Архипов.

Правовые отношения – это вид социальных отношений. Получается, линии «магического круга» должны строиться не по субъектам и видам отношений, а по предмету этих правоотношений. В таком случае у абсурдности в праве появляются два критерия – социально-валютная ценность и функциональная адекватность предмета.

«Динамит в «Майнкрафте» не имеет ни социально-валютной ценности, ни функциональной адекватности реальному динамиту. На основании этого можно обосновать абсурдность применения права на данный круг отношений. Но если бы рецепт был реальный, то у него была бы функциональная адекватность, хоть и не было бы социально-валютной ценности. Так что, если отсутствует один или другой критерий, мы сталкиваемся уже не с абсурдной ситуацией, а с ситуацией, где можно взвешивать конституционные ценности: например, свободу слова и защиту публично-правовых ценностей», – резюмирует эксперт.

Источник изображения: freepik