Сто к одному: почему в России так мало оправдательных приговоров

Судят по привычке

Специалисты уверены, что спорить о точном показателе оправдательных приговоров не имеет смысла. В любом случае, цифра слишком маленькая: будь то 0,25%, 0,5% или – общая формулировка Верховного суда – «менее 1%». В данном случае остается только один вариант – признать проблему.

«К сожалению, спорить о том, что такая угнетающая статистика не соответствует действительности, не приходится. Действительно, если дело дошло до стадии рассмотрения в суде, вероятность оправдательного приговора крайне мала: более мягкое наказание в случае, если обвинение совсем трещит по швам – да, а оправдание – нет», – говорит юрист адвокатского бюро «Казаков и партнеры» Артур Великжанин.

В данном случае представители госорганов могут поспорить на эту тему, например, объяснив низкий процент оправданий существованием нескольких фильтров от момента, когда дело было возбуждено, до окончательного вынесения приговора.

«По их логике, такая многоступенчатая работа позволяет отсеять лишнее, установить все обстоятельства дела и вынести обвинительный приговор. Но на самом деле это совершенно не так. Потому что, на мой взгляд, к сожалению, качество расследования, а также отношение к привлечению людей к уголовной ответственности находится на каком-то пещерном уровне. Никто ничего не проверяет, все исключительно соглашаются», – считает адвокат адвокатского бюро «ЗКС» Андрей Гривцов.

С этой позицией солидарен бывший генеральный прокурор России, ныне заведующий кафедрой государственно-правовых дисциплин РГСУ Юрий Скуратов, который в интервью РБК в апреле 2018 года сказал, что обвинительный уклон — это «хроническая болезнь» судебной системы. «Система больше верит следствию, оперативным службам, ФСБ, сотрудники которой сопровождают дела до их судебного рассмотрения. Это обусловлено слабостью позиции адвокатуры, то есть адвоката в суде не слушают», — цитирует издание эксперта.

Такая ситуация сложилась не сегодня и не вчера. Ее корни уходят в советскую историю, где государство априори не может ошибаться, а поскольку следователь и прокурор – это «лица власти», то судья заранее принимает их сторону. Адвокат и член Совета при Президенте РФ по правам человека Шота Горгадзе подчеркивает, что судебная система не должна быть предсказуемой.

«Когда судья станет беспристрастным арбитром, рассматривающим доказательства с обеих сторон, когда и защита, и обвинение будут на равных условиях, тогда качественно вырастет само правосудие, а также профессионализм прокуроров. На сегодня же им достаточно просто прийти и произнести несколько заученных абзацев во время, например, продления срока заключения под стражу. Они прекрасно понимают: высока вероятность того, что даже если судья увидит недочеты в их работе, он закроет на это глаза, и арест продлят. Но это в корне неправильно. Прокурор и следователь должны реально бороться с адвокатом. Мы видим другую картину – адвокат в суде борется за своего подзащитного, а прокурор сидит спокойно, потому что уверен в результате. Я бы хотел, чтобы эта уверенность все-таки испарилась в интересах справедливости и законности», – комментирует адвокат.

Артур Великжанин также отмечает, что судебный процесс можно условно разделить на своих и чужих, где судьи заступаются за следствие. «Необходимо учитывать ключевой фактор – судья отлично осознает, что до поступления дела в суд в работе по нему было задействовано огромное количество должностных лиц. В таких условиях оправдательный приговор фактически будет означать, что следователь либо полностью некомпетентен, либо преступен. Добавьте к этому часто имеющую место солидарность судей и силовиков и получите безотказный механизм. Конечно, нельзя не сказать об уровне правосознания, который явно понижается под жестким гнетом различного уровня руководителей, ратующих за высокую статистику и не приемлющих возражений. Таким образом, даже увидев в деле нарушения и противоречия и услышав великолепную, основанную на законе речь защитника, самое гуманное, что может сделать судья – это назначить наказание в минимальном размере по принципу «и коллег не подвел, и человеку участь облегчил», – объясняет юрист.

Похожее объяснение привела в интервью РБК в 2018 году судья Конституционного Суда РФ в отставке Тамара Морщакова. «Если дело до суда не дошло, то это показатель отрицательного качества следствия. А если суд, получив дело, не сумел вынести обвинительный приговор, который устоял бы [в апелляционной инстанции], то это значит, что суд плохо работает», — объяснила она, отметив, что показатели формируют «низкое качество» следствия и судопроизводства.

Тем не менее, Верховный Суд не спешит бить тревогу, объясняя тот факт, что уровень оправдательных приговоров уже не первый год держится на отметке «менее 1%», тем, что 90% подсудимых признают свою вину. «Не знаю, хорошо это или плохо, но это факт. 65% идут в особом порядке. … Некоторые издания публикуют свои соображения по поводу оправдательных приговоров, что их должно быть 18-20%. Их при всем желании не может быть столько, максимум 10%», —  цитирует «Интерфакс» слова заместителя председателя Верховного Суда РФ Владимира Давыдова, сказанные им еще в 2017 году.

Адвокаты vs прокуроры

Можно предположить, что низкий процент оправдательных приговоров – это вина стороны защиты, которая не смогла выполнить свою работу на должном уровне. Однако у специалистов есть свой взгляд на эту ситуацию.

«Если бы у всех мэтров адвокатуры были бы 100% оправдательные приговоры, я бы сказал, что да, такая идея имеет право на существование. Но мы с вами видим, как достаточно опытные коллеги, к сожалению, проигрывают. И это происходит не потому, что они не готовы к процессу, а потому что такова тенденция», – уверен Шота Горгадзе.

Даже допуская, что и сами адвокаты могут недоработать в каких-то делах, юристы подчеркивают – проблема заключается не в этом. Достаточно посмотреть на подготовку защиты и обвинения в судебном процессе.

«Безусловно, в любой профессии есть люди, которые могут работать не в полную силу. Но, в целом, я вижу, что уровень подготовки стороны защиты выше, чем представителя стороны обвинения. Во всяком случае, никогда не видел, чтобы адвокат себе позволял явиться в процесс неготовым, не знать материалы дела, не подготовить ходатайство, а с прокурорами это, к сожалению, встречается сплошь и рядом», – отмечает Андрей Гривцов.

Если же представить, что все адвокаты исключительно профессионалы высокого уровня, то, по словам Артура Великжанина, это тоже не помогло бы сломать устоявшуюся за долгие годы систему.

«В нынешних условиях адвокат в России не воспринимается должностными лицами, участвующими в процессе, в качестве полноценной самостоятельной фигуры при рассмотрении дела. Общеизвестны случаи, когда защитника перебивают, «вежливо просят» помолчать, просто игнорируют или вовсе рекомендуют удалиться. Кроме того, стало вполне нормальным, что доводы адвоката не вносятся в протокол судебного заседания. Для исправления ситуации необходимы концептуальные перемены: изменение подхода на политическом уровне и серьезные преобразования в социальной сфере», – считает юрист.

Господа присяжные заседатели

Специалисты полагают, что ситуацию могли бы изменить суды с участием присяжных заседателей, поскольку по таким судебным делам уровень оправданий серьезно возрастает.

«На самом деле, с точки зрения оценки доказательств, процент должен быть примерно одинаковым, но профессиональные судьи фактически не оправдывают, а присяжные – наоборот. По разной статистике – от 20 до 50%. Причина только одна – отвратительно низкое качество следствия, да и отношение к расследованию», – говорит Шоте Горгадзе.

По словам Андрея Гривцова, такие судебные процессы стали бы серьезным фильтром, который позволил бы улучшить качество работы, например, по сбору доказательной базы следователем.

«Все, что нам нужно на самом деле – это ввести справедливое правосудие. Сейчас самым простым способом сделать это  являются присяжные. Если бы была расширена эта подсудность, то все было бы намного лучше. Более того, в суды стало бы меньше поступать плохо расследуемых уголовных дел, потому что присяжные являются серьезным фильтром, а профессиональный суд, к сожалению, эту функцию не исполняет», – считает адвокат.

Суды с участием присяжных также могут повлиять и на доверие общества к судебной системе. Здесь все просто – чем ближе служители Фемиды к народу, тем лучше люди их понимают. «Судебная система должна больше доверять обществу, и я считаю, что суды присяжных должны повсеместно использоваться судами почти на всех уровнях за исключением терроризма или составов преступления, в которых присутствует государственная тайна, и дел особой государственной важности. Но в бытовых делах, на мой взгляд, нужно чаще привлекать присяжных», – считает Шота Горгадзе.

Правда, эксперты отмечают, что этот институт – не панацея от всех бед, поскольку ему также требуется доработка. Так, по словам Артура Великжанина, ситуацию с низким процентом оправдательных приговоров может решить только системный подход к решению проблемы. «Необходимо изменить подходы к выявлению и расследованию преступлений, исключить даже вероятность того, что сотрудников правоохранительных органов вынуждают искать преступления там, где их нет, или заниматься малозначительными, но способными наполнить отчет, делами и так далее», – перечисляет юрист.

В свою очередь, Шота Горгадзе называет три ключевых направления, в которых стоит работать, чтобы в конечном счете суды в России стали объективнее рассматривать уголовные дела. «В первую очередь – нужно, чтобы презумпция невиновности перестала быть просто декларативной нормой, а начала работать в действии. Во-вторых, обязательно, чтобы судья был независимым арбитром, который относится с равным уважением и равным доверием как к государственному обвинителю, так и к защите. В-третьих, это, безусловно, высокий профессионализм следователей, которые будут готовы давать ответы, если у суда возникнут вопросы», – резюмирует адвокат.

Он подчеркивает, что достичь всего этого удастся только тогда, когда судьи в России будут нести персональную ответственность за неправосудные решения. Это должно быть не просто прописано в законе – данную норму необходимо применять на практике.